В сорок третьем из сибирских краев мы добирались на Кубань, потому что боялись умереть с голоду. Папу убила война в сорок первом под Тулой. Нас ничего не держало в этих алтайских краях и мы, мама и шестеро сестер, направлялись к родственникам, которые жили недалеко от Майкопа. Одна из сестер осталась навсегда лежать под Армавиром. Не справилась с корью, которую подхватила в дороге. Сорок третий год мы встретили завершением оккупации, но праздника на душе не было, поскольку чувствовали, что горе мыкать придется еще долго. Дай Бог здоровья дяде, который, будучи калекой, не воевал, а исполнял обязанности в сельсовете на хуторе Гражданском.
Тяжелыми для нас были и несколько послевоенных лет. Я даже не помню, праздновали ли мы какие праздники. Да и отмечать их было нечем. Правда, у нас была телка. Она доилась, и мама делала закваску, которую мы называли мацони. Из Сибири мама привезла с собой много хороших «тряпок», которые она меняла на макуху. Потом мы ходили рвать траву «перекати-поле» и вымачивали ее. А еще у нас была самодельная мельница из бревен с нарезанными рубцами, как на мясорубке. Туда мы сыпали всю эту «чепуху», добавляли немного крупы, кукурузы и макухи. Пшеница была под запретом, поскольку за колосок можно было и загреметь в места не столь отдаленные. Сковородки подмазывали солидолом — просили его у трактористов на таборе. Новый год если и вспоминается, то скудненькими подарочками, которые выделял колхоз детям.
А вот пятидесятые годы пришлись на мою юность. 16 лет. В х. Калинин нам дали сарайчик, дядя сложил плитку, и мы зажили своей семьей. Там жили.
В школе ставили елку. Игрушек было много самодельных. Конечно, была и культурная программа. Школьники участвовали в самодеятельности. Выступать мы любили, тем более, что у нас в семье любили песни, и я с сестрой часто пела. Песни в то время чаще исполнялись военные, патриотические. Звучала песня «Летят перелетные птицы». Одевались мы, конечно, не богато, но старались шикануть. В моду вошли плиссированные юбки, а еще любили мы пышные оборки. Танцы стильные были в городе, а мы все больше плясали русский гопак и трепак.
А вот кто тогда по телевизору поздравлял, могу не вспомнить точно. Но голос был громкий, твердый. Наверно, Ворошилов. Салютов тогда не пускали, но мы все умели быть счастливыми.
С деньгами было сложно. Впрочем, когда я уже стала взрослой, и у меня родилось трое сыновей, все равно деньгами не баловали. Давали 15-20 копеек.
У нас с мужем выросли замечательные дети. Муж был на несколько лет меня моложе, потому что тогда я обходила стороной тех, кто старше меня. Уж очень они были заносчивые.
С мужем мы жили счастливо, ходили вместе часто с песнями. Но потом в его жизни был Чернобыль. После возвращения оттуда характер его изменился. Но жаловаться не буду, меня всегда поддерживали дети. При таких сыновьях и дочек не надо. Не пьют, маму слушают. Саша служил в морфлоте, сейчас работает трактористом в Келермесской. Сережа свой долг выполнял в Венгрии, теперь в почете на редукторном заводе, Виталик в девяносто втором прошел Карабах, трудится на авторемонте. Я 36 лет проработала дояркой. В четыре утра уходила на ферму, а дети были на хозяйстве. Я им на огороде рядочки помечу, колышки вобью — кому сколько сделать, и они всё выполняли.
Как встречу 2018-й год? Да с радостью и надеждой. Отправила поздравление внуку Диме. Он солдат, служит в Майкопе. В декабре ему 25 исполнилось. Пусть Новый год будет для всех моих детей, внуков, сестер мирным.
Елизавета Васильевна Черкашина.
Отправить ответ