Январь богат на праздники. Тут и светские, и религиозные, и обрядовые. В январе отмечается Маланка — в день памяти которой крестили 90 лет тому назад Меланью Борисовну Люлюкову.
На январской страничке ее календаря аккуратно подвернут листок, поскольку хоть она и не накрывает стол как «на маланьину свадьбу», но в свой день рождения все равно ждет хотя бы дочку. А на этот раз в дом пожаловали представители местной власти. Передали старожилу от президента России поздравление, которое очень растрогало Меланью Борисовну, как и душевный разговор про жизнь с главой сельского поселения С. Кондратенко. Сергей Иванович посетил юбиляра в «щедрый вечер» кануна старого Нового года. И уж совсем сказочно и символично то, что православный Меланьин день отмечают с Васильиным днем. А потому вспомнили и мужа Меланьи Борисовны казака Василия Люлюкова. Прожили они с ним ровно в одноименном некогда хуторе Ровном, от которого сегодня и следа не осталось. Но в памяти Меланьи Борисовны хуторок остался, как красивейшее и действительно ровное местечко, куда после войны переехала большая семья родителей Меланьи — Крохмалевых.
— Замуж я вышла поздно. У мамы нас было семеро детей, жили голодно и холодно, а потому не до посиделок было и знакомств с парнями. Мои сверстники собирались около дома, где и балалайка пела, и девчата с ребятами плясали, а я как зверенок от них пряталась.
Но однажды отец, вернувшийся с войны, сказал ей: «Дочь, иди к ребятам на улицу, пора тебе приглядеться к кому-нибудь».
— Тато,— заплакала Мелания,— я не хочу.
И несколько лет Мелания позволяла Василию Люлюкову едва подержать ее руку, но замуж не торопилась, хотя видела, что он не равнодушен к ней.
Словом, собрались две стороны родителей. Невеста была одета во все домашнее и, недолго засиживаясь за скромной трапезой, молодых отпустили с миром в семейную жизнь.
Меланья Борисовна ни о чем не жалеет, но в судьбе ее мы едва отыскали две-три «картинки», над которыми не надо было лить слезы.
— Поверь,— говорит она мне,— я ни дня не помню, чтобы не плакала.
Конечно, бабушка говорит о лихих сороковых, когда они жили на Украине. Её тато ушел на фронт, сказав жене: «Прошу тебя, береги детей». А как уберечь, когда и в окопах деток было не спрятать от бомбежек. А их еще и кормить надо было. Меланья помнит, как мама уходила выменять какие-то вещи на муку или зерно, а они мал-мала меньше оставались одни дома.
После войны переехали на Кубань, где жил старший брат отца Гавриил Семенович Крохмалев. А у того и своего лиха было через край. Двоих сыновей Гавриил Семенович не дождался с войны, но племянников принял, как родных.
Было ли хотя бы это время для Меланьи счастливым?
— Не могу сказать,— вздыхает бабушка. — Счастье-то не положишь на стол. Конечно, вы, наверное, не можете понять, как чувствует себя человек, который просыпается, а на него уже не падают снаряды и не рвутся бомбы. Мир наступил, а значит это и есть счастье.
Вся семья работала, старшие сестры обзавелись семьями, братья служили в армии. Сладко не ели и не пили, обувались и одевались после войны кто во что горазд, но все-таки жизнь налаживалась. Меланья Борисовна много лет трудилась на хлебопекарне. Ей и сейчас интересно, остался ли кто из тех, бывших пекарей на этом производстве.
На хуторе Ровном она тоже работала — в огородной бригаде, в полеводстве.
Из всей большой семьи Крохмалевых осталась уже она одна.
— Я, как та овечка, которая отбилась от большой отары, и бегаю от одних до других, а все они чужие. Хорошо, что хоть дочка есть — Люда. Она каждый вечер мне звонит. В этот щедрый вечер накануне настоящего Нового года — тот же первый вопрос: «Как Вы, мама?» — Да пока, слава Богу. Теперь мне очень хочется жить.
А. Визняк.
Отправить ответ