Прошли и новогодние праздники, а природа никак не повернет на зиму. Кругом только и слышно, что такой аномалии еще не было. На памяти нынешнего поколения, действительно, не было, но загляните в русские летописи и там найдете еще большее отступление от привычной нормы: около тысячи лет назад в январе в Подмосковье в лесах созрела земляника!
Но это, как говорится, к слову, а я хочу рассказать об осенней встрече со своим старым знакомым, Анатолием Степановичем. Не часто нам удается встречаться, потому, наверно, и запоминается каждая беседа с ним…
Зашел он ко мне в гости месяца полтора назад. Не мимоходом, а специально: видимо, как он выражался, отвести душу в беседе. Расположились мы в беседке, принес я молодое вино (кавказцы называют его, кажется, маджари). Попробовали рубинового напитка. Степанович даже глаза прикрыл: трехдневное вино, действительно, не обычно и по вкусу, и по аромату…
Солнышко еще щедро пригревало, и небо казалось бездонным. В ясной дали нередко проплывали стаи перелетных птиц. И, будто по заказу, послышалась приглушенная перекличка гусей. Их еще не было видно, но с каждой секундой звук становился все громче.
Не сговариваясь, мы поторопились на улицу. Степанович снял очки и зорко всматривался в небо.
— Вон, вон они летят, — радостно воскликнул он, теребя меня за плечо. — Помнишь у Пушкина:
«Гусей крикливых караван
тянулся к югу,
Приближалась довольно
скучная пора…»
Четкий клин будто раздвигал светлую голубизну неба, оставляя за собой постепенно затихающую, волнующую душу звуковую волну.
— Да, время неумолимо, — возвратившись в беседку, будто сожалея, произнес Степанович. — Течет себе и течет, не обращая внимания на наши желания и сожаления.
Гость окинул взглядом приусадебный участок: деревья еще не полностью сбросили листву, сквозь которую с любопытством смотрел потемневший за лето скворечник, весело сновали в вечно зеленых ветках шумливые воробьи, на клумбе пышно цвели розы. Степанович встал и пошел к ним. Бережно наклонил один из цветов и с наслаждением вдыхал нежный аромат.
Смотрел я на него с тайной радостью: он хотя и начал опускаться в долину преклонных лет, но был еще в той самой поре, которую досужие бабы называют «мужчина в самом соку», т.е. не молод, но и не стар, любит хорошо поесть, немного выпить и вспомнить доброе прошлое. Действительно, в обращении с другими он начал проявлять покойное добродушие, какое приобретается порядочными людьми с возрастом. Движения и голос у него уверенны и плавны, как у человека, который знает, что у него есть все необходимое, верный кусок хлеба и его будущее обеспечено. Он, сам того не замечая, снисходительно величает молодых по имени-отчеству и чувствует себя вправе добродушно журить их за образ мыслей, отличающихся от собственных.
Каждая встреча с ним доставляет мне удовольствие и надолго запоминается. Вероятно, и ему наши беседы приятны.
— Любуюсь я вот розами и радуюсь, что и моя жена неравнодушна к ним. Это действительно царица цветов! — Степанович обошел клумбу и возвратился в беседку.
— А меня пристрастила к цветам бабушка. Она и в церковь всегда ходила с букетом. И меня с собой брала, к слову Божьему приучала.
— То же было и со мной, — улыбаясь, перебил меня Степанович. — Я вот думаю: если бы не было бабушек, давно, наверно, похоронили бы мы нашу культуру, корни свои забыли, очерствели бы душой… Не раз она говорила мне: «Будешь верить в Бога, выполнять его заветы — попадешь в рай, иначе гореть тебе в аду, мучиться вечной мукой и быть без пристанища и покоя… Я как-то спросил ее: а какой он, рай? Ты знаешь, она даже растерялась. Но подумав, ответила: «Рай — это место, где живут вечно все хорошие люди, не испытывая ни в чем нужды, не болея и не печалясь…Там вечное блаженство!»
Степанович на минуту задумался, посмотрел на красочную еще клумбу, дорожку, обрамленную календулой с солнечно-желтыми цветами:
— Много лет прошло с тех пор. Изъездил я весь Советский Союз с запада до востока, с юга до севера… Нельзя сказать, что рай искал, но тайная надежда была встретить хотя бы некоторое подобие. Не довелось. Да, и есть оно на нашей грешной земле?
— Если верить журналам, то он все есть. Я покупаю сборники кейвордов, разгадываю их, как говорится, в свободное от работы время. Вот что пишут в одном из последних номеров: «В тропических садах Фуншала — главного города острова Мадейра, хочется заблудиться и остаться навсегда. Среди орхидей, магнолий, пальм, папоротников и кактусов, где порхают экзотические птицы, вдруг понимаешь — вот он, рай земной!» — прочитал я страничку журнала.
Степанович посмотрел на красочную иллюстрацию и преподнес свой сюрприз:
— Недавно был я в городе на книжном рынке и обратил внимание на потрепанную книжицу у одного из продавцов. Без переплета, с пожелтевшей бумагой, заботливо оклеенной по корешку прозрачной лентой.
«Старинная, от бабушки еще осталась, — расхваливал седовласый мужчина. — Царских времен. Бери, не пожалеешь!» Спросил: о чем книга? Продавец недоуменно пожал плечами: не знаю, по церковному написана, царских времен…
Я хотел сюрприз тебе сотворить, показать эту книгу позже, да заговорили о рае, а в ней как раз о нем и пишут.
На ветхой обложке прочитал: «Размышления, избранные из творений преподобного Ефима Сирина». Изданы в 1903 году.
Степанович взял у меня книгу, бережно погладил желтый листок.
— Ну, и что же там написано о рае? — невольно поторопил я его с рассказом.
— В двух словах не расскажешь. Я кое-какие места отметил. Если время есть, прочитаю.
Я, конечно, согласился: кто же не хотел бы услышать описания рая. Говорят о нем много и часто, но о том, как он выглядит, почти никто не говорит.
Поудобнее усевшись, Степанович нашел закладку и начал читать. «Надо бы, наверно, перекреститься перед чтением», — промелькнула у меня мысль. Но и сам того не сделал.
— Господь, по благости и человеколюбию своему, в различные времена показал многим в видениях рай и небесные обители. Из всех изображений здесь предлагается извлечение из описания рая преподобным Ефремом Сириным, — Степанович отвел взгляд от книги и пояснил: — Сирин жил около тысячи лет назад в Сирии, был просветителем и философом. Кстати, с еврейского слово «Рай» означает «закрытый сад». Потом мы еще вспомним об этом значении. Но продолжу дальше о том, что писал Сирин. «Духовным оком воззрел я на рай. Вершины всех гор низки пред его высотою…
Далек от взоров рай, недосягаем он для ока; поэтому можно отважиться изобразить его разве только в сравнениях. В светлом венце, какой видим около луны, представляй себе рай, — и он также окружает и объемлет собою и море и сушу.
Кто в состоянии исчислить красоты рая? Прекрасно устройство его, блистательна каждая часть его, пространен рай для обитающих в нем, светлы чертоги его; источники услаждают своим благоуханием, но когда изливаются они к нам, теряют благоухание на нашей земле, потому что получают вкус земной, пригодный для нашего пития.
Украсил и уразнообразил красоты рая исткавший их Художник; степень степени украшеннее в раю, и сколько одна над другою возвышается, столько же превосходит красотою. Для низших назначил Бог низшую часть рая, для средних — среднюю, а для высших — самую высоту… Первая степень назначена покаявшимся, средина — праведным, высота — победителям; чертог Божества над всем превознесен.
И Ной в самом низу ковчега своего поместил животных, в средине же птиц, а сам, подобно Богу, обитал в верхней части ковчега.
— Помнишь, одним из чудес света были висячие сады Семирамиды? — Прервал я чтение Степановича. — Они тоже были устроены по степеням: семь этажей поднимались друг над другом и чем выше этаж, тем красивее были растения. На верхнем этаже были буквально волшебные, райские растения. Туда допускались только избранные люди. Современники говорили, что нет таких слов, которыми можно было бы описать красоту этих садов…
— Слушай дальше, — остановил мои рассуждения Степанович. — «Никакие уста не в состоянии изобразить внутренность сада сего и привлекательные красоты его наружности; даже и простых украшений на ограде его в состоянии описать они как должно. Блистательны краски его, дивны благоухания, вожделенны красоты, многоценны яства.
У края ограды рая — последняя из сокровищ его, но и она превосходит богатством все сокровища вселенной. Как ни малы сокровища низших пределов его в сравнении с сокровищами страны горней, однако же блаженство у самой ограды его гораздо превосходнее и выше всех благ этой, нами обитаемой, юдоли.
Там видел я кущи праведников, которые источают из себя благовонные масти, разливают благоухания, убраны цветами, увенчаны вкусными плодами, Каково деяние человека, такова и куща его: одна ниже своим убранством, другая сияет своею красотою, одна менее по виду, другая блистает славою.
— Ты обратил внимание, что рай — это сад? — прервав чтение, сказал Степанович. — Необычный, но с почти привычными для нас деревьями, обилием самых разнообразных плодов. Выходит, что выращивая сад на земле, садоводы как бы готовят себя к райской жизни. Можно сказать, что в садах зарождается будущая вечная жизнь.
— Громко, конечно, сказано, но доля правды есть в твоих словах, — согласился я. — Интересна еще одна важная деталь в описании рая: не раз там упоминается омовение чистой росой. Не просто водой, а именно росой. Испокон веков росу считали началом живой воды, своеобразным прообразом. Роса возникает по своим законам, в ее появлении не принимают участия ни сам человек, ни его мудрые приспособления. Именно поэтому мы можем считать росу обладательницей живительной стихийной силы и магической мощи Природы. Естественно, она не может не быть лечебной.
Степанович согласно кивал головой и не перебивал меня.
— Я со своей семьей отдыхал как-то в Кисловодске. Ко всяческим лечебным процедурам в санатории обязательно рекомендовали прогулки босиком по росистой траве. Для этого там на полянке специально посеян клевер. Вставали на рассвете и натощак ходили по росе и заряжались энергией. Это не только взбадривало, но и рождало отличное настроение на целый день. А отличное настроение предохраняет человека от воздействия всяческих темных сил.
— А ведь можно и без санатория это делать, — подхватил мысль Степанович. — Посей грядку того же клевера в саду и лечись бесплатно. Как говорится, и дешево, и полезно.
— Целители рекомендуют и собирать росу на траве и на цветах на рассвете, а еще лучше в момент, когда солнце только-только встало и осветило росу. И в этом есть тайный смысл: встающее солнце дарит частицу своей силы росе, делает ее более могущественной. Собранной росой надо смачивать волосы и лицо. Никакой сглаз не возьмет…
— А если к этому добавить еще и молитву! — внес свою поправку Степанович. — Но давай вернемся к описанию рая. «Нет темных пятен в обителях рая, потому что все чисты от греха; нет в них гнева, потому что свободны от всякой раздражительности; нет насмешки, потому что свободны от всякого коварства; не делают они друг другу вреда, не питают в себе вражды, потому что свободны от всякой зависти; никого там не судят, потому что там нет обид.
Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питием, чувства утопают там в волнах наслаждений, которые изливаются на всех и во всех возможных видах. Никто не чувствует себя обремененным в этом сонме радостей, и все непрестанно без пресыщения упоеваются ими, изумевая пред величием Божиим.
Бурным месяцам с их ветрами нет доступа в рай, где господствуют мир и тишина.
Плодоносие райских дерев подобно непрерывной цепи. Если собраны и опали первые плоды, появляются за ними вторые и третьи плоды.
В благословенной стране блаженства нет ни вредоносного холода, ни палящего зноя. Там пристань радостей, там собрание всяких утех; там обитель света и веселия, там раздаются повсюду звуки гуслей и певниц, слышны всею церковью воспеваемые осанна и аллилуйя”.
Степанович положил книжицу на колени и обвел взглядом сад.
— И цветоводов можно причислить к претендентам на попадание в рай, — заключил он.
— Да и все любители природы должны быть среди претендентов, — прибавил я.
— Думаю, что каждый человек может попасть в рай, если, конечно, он есть. Нужно только в этой жизни быть простым, добрым, честным, правдивым, справедливым, мужественным и милосердным…Стараться поступать во всем, согласно предписаниям разума и совести, заботиться не только о своем благе, но и о благе других…
— И не уподобляйся формалисту: это выполнил, это тоже выполнил…О, а тут надо поднажать… Как будто на тот свет ты явишься со списком, как в налоговую инспекцию, — продолжил я.
— И перво-наперво — сажай сад. Можно даже так зарифмовать: хочешь в рай — сад сажай! Да, кстати, я же тебе привез саженец райской яблоньки. Она тебе напоминать будет о будущем…
Владимир Мокротоваров.
Заслуженный работник культуры России.
Отправить ответ