Великая Отечественная война… Для нас это история давно минувших дней. А 9 мая – «праздник со слезами на глазах» и повод вспомнить людей, которые сражались за Родину. Только вот им, людям, чьи судьбы были изломаны фашистскими зверствами, хотелось бы забыть о войне навсегда. В последнее время появилось много «патриотичных» лозунгов, которые расклеивают на машины потомки защитников Родины. Это и знаменитый: «На Берлин!», и «1941-1945. Можем повторить!». Вот для таких патриотов нужно сохранить в памяти народа подлинные истории людей, которые знают точно: «Повторять нельзя!».
Фото на память
На этом снимке — семья Варфоломеевых из станицы Гиагинской. Данила и Анна вместе с дочерями Зинаидой и Марией сфотографировались в 1933 году. Это последнее семейное фото. Больше они никогда не соберутся вместе.
Варфоломеевы жили на улице Красноармейской неподалёку от железной дороги. Данила был сапожником. Хорошим мастером, семью прокормить мог. В том же году, когда было сделано фото на память, его арестовали.
— И больше мы никаких сведений о папе не получали. Маму, как жену «врага народа», выселили вместе с нами из нашей хаты. Около года мы скитались по чужим углам. В 1934 мама умерла от горя. Мне было шесть лет, Маше – два годика. Чтобы прокормить сестренку, я нянчила чужих детей. Никогда не забуду, как тяжело было носить маленьких детей и вёдра с водой, — вспоминала Зинаида Варфоломеева в 1993 году.
В окружении
До войны Зина и Маша жили с тётей, тоже на улице Красноармейской. Зина пошла в начальную школу, где сейчас находится СОШ №4. А в пятый ее перевели в школу крестьянской молодежи по улице Мира. Сейчас в этом здании СЭС. Наступил 1941 год.
— Пятый класс я не окончила. Нашу школу отдали под гос-питаль для раненых солдат. Мы тогда уже жили вдвоем с сес-тренкой. Тетя умерла. Мне — 13 лет, Маше — девять. Знакомый из сельсовета похлопотал, чтоб нас оставили в теткиной хате. Мы все умели делать: и еду готовить, и хату помазать. В августе 1942-го в Гиагинскую пришли фашисты. Страшный гул мотоциклов и немецких машин запомнился на всю жизнь. Мы с сестренкой вырыли окоп возле дома. Прикрыли его яблоневыми ветками и отсиживались там, — из воспоминаний Зинаиды Варфоломеевой.
По рассказам очевидцев оккупации, немцы вели себя нагло.
— Очень трудно было в станице, — вспоминала гиагинчанка Вера Вожжова. — Фашисты и полицаи ходили по домам, выбивали окна, избивали людей и забирали все. По ночам мы с сестрой прятались на чердаке в коровнике — дома было страшно.
Комендатура немцев располагалась на улице Вокзальной. Там же был лагерь для пленных, обнесенный колючей проволокой. Фашисты сразу же переманили к себе на сторону некоторых станичников, которые стали полицаями и выполняли поручения врага. В августе 42-го они начали охоту на евреев-беженцев.
— На Красноармейской, напротив МТФ, жили в доме еврейские беженцы. Часть их ушла, когда отступали наши войска, а эта семья осталась. Однажды мне подружка говорит: Полицаи Певнев и Степаницын расстреляли еврейскую семью». Пришли мы в дом и видим: в одном углу лежит старик, в другом — женщина с грудным ребенком. Как она кормила малыша грудью, так их и убили. Не жалели никого. После войны приезжал молодой мужчина, всё искал свою семью…, — из воспоминаний жительницы Гиагинской Марии Оленченко.
8 августа со стороны Майкопа пришёл обоз с очередной партией пленных евреев. Их пригнали из Кишинёва. Там были старики, женщины и маленькие дети. Их выстроили возле элеваторского пруда и расстреляли. Каким-то чудом спаслась старая еврейка Соня с двумя девочками. Местные жители прятали их в сторожке на колхозной конюшне. Помогали, как могли: кто овощей с огорода принесет, кто кукурузную кашу сварит. Но к себе в дом не брали, боялись за своих детей. Ведь если полицаи найдут у кого-нибудь беженцев, казнят всех без разбора.
Осенью 1942-го задождило. Все дороги станицы превратились в непролазные болота.
— Немцы заставляли станичников разбирать по кирпичикам мою родную четвертую школу и прокладывать им дороги, по которым они вели на расстрел гиагинчан: партизан и подпольщиков, — из воспоминаний Зинаиды Варфоломеевой.
Среди расстрельных была и Марфа Лукьянова. В Гражданскую войну она воевала на стороне красных, ее так и прозвали «красная партизанка». Но в Великую Отечественную она была уже не боец.
— В 42-м она уже была глухая и зарабатывала на жизнь себе и дочери шитьем. Замечательная была женщина, большой души человек. Ее арестовали полицаи, а потом в подвале фашисткой конторы расстреляли вместе с партизанами и подпольщиками. Дочь ее сошла с ума от пережитого, но когда после оккупации судили предателей-полицаев, выступала как свидетель, — рассказывала сотрудникам Гиагинского музея Мария Оленченко.
— В январе мы увидели, что немцы засобирались в дорогу. А вместе с ними и некоторые полицаи. Перед уходом фашисты подожгли элеватор. Долго горели пшеница, кукуруза, подсолнечник. Мы голодали. Решили с девчонками пробраться на горящий элеватор и набрать по узелку пшеницы. А на обратном пути встретились с нашими солдатами. Их командир пожурил нас, что берем государственное зерно. Мы с девчонками расплакались, стыдно было очень, — из воспоминаний Зинаиды Варфоломеевой.
В оккупации Гиагинская была 160 дней. С 8 августа 1942-го по 31 января 1943-го. После того, как наши освободили станицу, жители еще долго перевозили останки партизан и красноармейцев, казненных фашистами. Из подвала немецкой комендатуры и силосной ямы на МТФ — в одну общую могилу в парке. Воспоминания станичников о жизни в окружении врага хранятся в музее им. П.П. Тынченко. Их записали для потомков научные сотрудники. И теперь в ответ тем, кто хочет повторить 1941-1945 годы, есть железные аргументы, почему этого делать не нужно.
С. Кикова.
Фотография и воспоминания из архива Гиагинского музея им. П.П. Тынченко.
Отправить ответ