Подполковник запаса, специалист по связям с общественностью и работе с молодёжью МО «Келермесское сельское поселение» Александр Сергеевич Миронюк. Живет в ст. Келермесской. Ему было 27 лет, когда началась Афганская война.
— Опять пришла очередная годовщина вывода наших войск из Афганистана. Все будет происходить, как по заранее написанному сценарию. Накануне 15 числа кто-то пригласит на мероприятие, где будут вспоминать тех, кто не пришел с этой войны, затем соберутся на мемориале, помянут отдавших свои жизни в локальных конфликтах. Прозвучит звонок от миловидной женщины из местного музея с приглашением на внеклассный урок для учеников одной из школ. И ты будешь готовиться к этому уроку, перебирая старые фотографии, еще раз задерживая взгляд на знакомых лицах. И вдруг, в один момент, нахлынут такие сильные чувства, что невольно в сердце защемит, пресловутый ком к горлу подкатит, и скупая слеза, хочешь или нет, а все-таки покатится по твоей щеке. И ты будешь украдкой стирать ее с лица, чтобы кто ненароком не заметил.
Так начинает свои горькие, но дорогие сердцу воспоминания ветеран-интернационалист Александр Сергеевич Миронюк, прошедший дорогами Афганистана с января 1980 года. И этот рассказ занял бы многие страницы неопубликованной книги. Но я прошу для нашей газеты вспомнить всего лишь несколько эпизодов из той необъявленной войны, которую он сам назвал Афганской эпопеей.
— Все это начиналось именно 13 января 1980 года. А если быть еще точнее, то — уже числа с 10 января. С этого момента я и расскажу о том, в чем лично участвовал и с чем живу сейчас.
За 1980 год у нас в батарее была одна единственная потеря, когда как в мотострелковых ротах нашего МСБ было уже по 10 и более погибших солдат. Увы, третья часть этих потерь случалась из-за своей или чужой безалаберности, но это неважно. А мы построили свою работу эффективно только потому, что опирались на сержантов и не гнушались лишний раз посмотреть в глаза солдату, чтобы узнать, что у него на душе.
В феврале мы уже полком, в полном составе, стояли в Пули-Хумри. Там тогда было войск тьма тьмущая. И уже пошли мелкие стычки с “духами”. Наши роты уже начали привлекаться к выполнению разных задач, в том числе и по сопровождению колонн. А полк первый раз к большой операции привлекался как раз в окрестностях Баглана. Вот тут- то нам и выписали впервые «по полной». Научили воевать, как надо, в течение одного дня.
Ведение боевых действий в северной части Афгана (до перевала Саланг) резко отличалось от действий в южной части. Дело в том, что северная часть страны — это «мокрая» территория, а южная, после перевала, «сухая». Не поняли? В северной части техника не могла пройти по полям, потому что это, в основном, были рисовые чеки. Вот и стояла техника на дорогах, а пехота топала недалеко, не более 2-х километров в сторону от дороги. На этом отрезке стоял я в батальонной колонне. Мне задачу никто не ставил, поэтому я скучал, сидя в кабине своего “Газ-66”. А пехота где-то впереди «чистила» небольшие кишлачки, разбросанные слева от дороги. Смотрю, где-то машин через 5-6 впереди меня пошла группа — 4 человека из пехоты к ближайшему кишлачку, до него было метров 100-120. Ну и ладно, пошли, так пошли. Шок наступил позже, когда узнали, что в этом кишлачке полегли 6 бойцов одной из наших рот. Кто-то из них решил втайне от своих командиров поразжиться там насчет курева и еды и уговорил еще нескольких бойцов идти с ним. Но в кишлаке проживал настоящий Дух (именно с большой буквы). Он и встретил непрошеных гостей, перебив их, как куропаток. Один из наших сумел уговорить нескольких ребят пойти с ним на выручку. Только и их там положили. Командир полка, когда узнал про это, приказал танкистам зачистить кишлак гусеницами. А что толку…
С утра стало ясно, что из кишлаков все жители поуходили. Часа три мы искали по всем полям и кишлакам своих. Нашли конкретно то место, откуда бил пулемет, нашли ту чеку, где ребята лежали под огнем, арык, по которому на коленях ребята выходили из-под обстрела, но безрезультатно, никаких следов. Присели покурить. И тут, кому уже не помню, пришла в голову мысль прощупать палками арык. Вот тут-то мы и нашли тех, кого искали. Все трое лежали на дне арыка рядышком. Вытащили их, бедолаг, на бережок, беленьких как ангелы. Все были без обмундирования, в исподнем белом армейском белье почему-то. Над всеми надругались духи… И тут я заметил, как на глазах, буквально за секунды, стали меняться вчерашние беззаботные и веселые 19-летние мальчишки, как посуровели их юные лица, а в глазах, где- то очень глубоко, появились пока невидимые еще явно, искорки зверя. В глаза волку смотрели? Вот-вот и я о том же. И мне стало ясно, что этим “духи” подписали себе приговор. Их теперь жалеть никто не будет. Никогда.
Вот так, в течение одного боя нас научили очень суровые преподаватели, как надо воевать.
Тогда и офицеры, и прапорщики жили в палатках. На батарею было две большие палатки, рассчитанные на 48 человек. Между палатками были выкопаны траншеи на случай обстрела. И, оказывается, не зря… Обстрел минометами я хорошо помню.
…Как-то мы вышли колонной. И тут вызывает меня комбат подойти в голову колонны. Когда я подошел, он спросил меня: «А ты в картах разбираешься?». Ясен день, в училище топографию изучали. А комбат водит пальцем по карте и спрашивает: «Смотри, на карте ущелье насквозь проходное, а на самом деле…». И показывает куда-то вперед. Я догадался, что завел наш полководец батальон не в то ущелье. Приняли решение разворачиваться. А в ущелье дорожка была узкая, только одна машина и пройдет. Решили разворачиваться на рисовых чеках, благо они тут сухие были. И мы пошли обратно, на выход…
тут нас и встретили… Потому что горы глаза и уши имеют, все видят и слышат. И я бы тоже, на месте духов, встретил бы «гостей» после увиденного. А так как пехота шла под броней, то первой мишенью духов стала моя батарея. Выстрелов я не слышал, так как в наушниках сидел, а рация шипит очень громко. Увидел только перекошенное от страха лицо моего водителя Палванова, который пошел на обгон БТРа, шедшего впереди. И тут по рации начал Коля Решетников орать, что, мол, стреляют, кого-то из наших уже положили. Бросил я машину и побежал обратно. Через сотню метров вижу, стоит один из моих “ГАЗончиков”, в кабине сидит мой сержант, серый и не шевелится. Я его спрашиваю: «Санек, что случилось. Он отвечает одними губами: «Меня ранило. В бок». Смотрю, в правом боку дырка, через х/бешку — кровь. «Слезть на землю сможешь?— спрашиваю. Спустили мы его на землю. Тут же ему тюбик промедола в ногу уколол, прямо через штанину, как учили. Когда куртку сняли, то увидели, что пуля прошла навылет под кожей и в спинку сиденья ушла. Слава богу. А мои воины лежат посреди маленькой поляночки между дувалами. Я хотел было к ним подскочить, но впереди меня фонтанчики очереди прошли, и я понял, что огонь духов прицельный и очень плотный. Не пробежать. Но людей вытаскивать надо. Попросил ротного два «броника» (бронетранспортер, ред.) поставить перед садочком, где мои лежали и вынести их. Ребята сработали быстро. Вот тут я и увидел, что такое сплошной огонь. Пулеметы выкосили садик по уровень башен БТРов. Как ножницами срезали. Ребят затащили в «броники». Словом, все получилось.
Когда уже собрались все в кучу, то выяснилось, что в итоге этого нападения я лишился сразу двух офицеров и двух сержантов. Как меня духи пропустили, не знаю, ведь я первым шел в батарее. Первым под огонь духов попал мой командир взвода управления Стас Бобров, он за мной шел. Он мне потом рассказывал:
— Сижу в кабине, курю, руки на автомате, автомат поперек кабины на капоте и в окно выставлен. Проезжаем кишлак, поворачиваю голову направо, вижу — стоит «дух», ноги на ширине плеч, автомат — навскидку и целится в меня. И тут пулька долбанула мне в правое плечо. Успел только локтем ручку замка кабины дернуть и свалился под колеса.
Едущий за Стасом Славик Шилов, видя такой шухер, не нашел ничего лучшего, как взять с собой пару бойцов и с «макаром» наперевес пошел в атаку на “духов”. Метров через двадцать “духи” дружно приземлили моих воинов. Двое были тяжело ранены. Нам очень повезло, что у “духов” РПГ (ручной противотанковый гранатомет, ред.) не было. Тогда я бы и пехоте не позавидовал.
Господь все расставил по своим местам. Но больно и горько, что нет многих из тех, кто смотрит на меня с фотографий из альбома. Но я их помню. И сегодня я не иду ни на какие встречи. Просто смотрю фотографии и молчу, молчу…
P.S. В мае 1981 года я получил ранение, лёгкое, правда. Меня отправили в Союз в госпиталь. А после лечения направили на место службы офицера Советской Армии, который прибыл мне на замену, в Московский военный округ.
Военная служба для меня закончилась в декабре 1993, когда я ушёл в запас.
Записала А. Визняк.
Отправить ответ