За мужество и самоотверженность, проявленные при ликвидации Чернобыльской катастрофы, житель поселка Гончарка Михаил Павлович Мыцыков был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» второй степени.
В сорок лет он шагнул в зону, где до глубины, до самой совести каждый из таких, как он сам, были просвечены рентгеном. Он мог отказаться, он уже понимал, что надвигалась «Хиросима». В искаженном пространстве времени летела земля, и он, как и тысячи других, выбрал единственное право — защищать от страшного пожара землю и эти, уже желтеющие от радиации березы на краю маленького житомирского селения Старая Радча, куда Мыцыков был направлен по повестке. Там, в маленьком опустевшем селе, он увидел рябины, полыхающие алыми каплями ягод надвинувшейся беды. Наш земляк понимал, что именно им выпала доля теперь всегда держать ответ за эту боль, которую человечество несет в себе 35 лет после той ночи с 25 на 26 апреля 1986 года.
Михаилу Павловичу 74 года. У него два сына и один правнук, день рождения у которого тоже 26 апреля. Для пацана это просто дата с праздником и подарками от дедушки Миши. А для Михаила Павловича — это отсчет потерь товарищей, с которыми он вдыхал свинцовую пыль в Старой Радче. Он помнит, как умирали товарищи там, на зараженной земле, других радиация настигала много позже, уже дома.
Что осталось в его собственной памяти?
Февральским днем в его дом пришла повестка. Как и положено солдату, Мыцыков незамедлительно явился в военкомат. Сборы были недолги. На три дня еды и кое-что из одежды… Впрочем, она ему не понадобилась. Костюмы ликвидаторы меняли каждый раз, когда шли на станцию, в так называемую комнату 7001 над реактором. Одежду обрабатывали специальным раствором, а сам воздух буквально был пропитан йодом, которым полагали спастись жители чернобыльской зоны. Но разве можно уберечь себя от невидимых лучей и от жестокой энергии там, над реактором и вблизи станции?
Через каждые 15 минут динамик оповещал ликвидаторов о том, что это место надо срочно покидать: отбой, опасно. Впрочем, об опасном уровне радиации вещало быстрее собственное дыхание. Горло раздирал не прекращающийся изматывающий кашель.
— На самой станции мы работали сменами по 15 минут, — рассказывает Михаил Павлович. — Рядом шел обязательно дозиметрист. Через месяц меня уже на станцию не посылали, поскольку, как говорится, я хватанул свою опасную дозу.
Жизнь на всем пространстве зараженной зоны и впрямь была искажена до нереальности. Падали с неба дохлые вороны, окна на АКБ-1 и АКБ-2 (административно бытовые корпуса) задраивались свинцом, все металлические конструкции по причине их зараженности разрезались сваркой и «хоронились» в траншеях.
— К счастью, меня не направили работать на те могильники, где была задействована техника, которая тоже была бронирована стальными листами и использовалась для предотвращения распространения радиации, — говорит Михаил Павлович. — Машины-ликвидаторы, как и люди, обретали свои могилы в зоне отчуждения. Вы спрашиваете о тех ощущениях, которые мы испытывали в первые дни работы на станции. Скажу честно, просто хотелось жить. Но мы рисковали, потому что выполняли свой долг. Сейчас молодым трудно понять многое из того, чем руководствовались их отцы и деды, которые, понимая степень риска, называли это не героизмом, а просто работой. Да, давила неизвестность, но теперь мы можем со всей ответственностью сказать, что если бы не мы, ликвидаторы, если бы не наш подвиг, пострадала бы вся Европа.
Удивительная человеческая память. Спустя 35 лет урок веры, преподанный Чернобылем, как будто нивелирован временем разноречивых событий. Но, возможно, это и был путь человека к осмыслению единства его с природой, осознания ее хрупкости и незащищенности. И еще понимание того возмездия, которое настигает безумные деяния человека против природы за безнравственное использование высоких энергий.
Михаил Павлович Мыцыков, пройдя сквозь Чернобыль, остался верен самому главному — своей совести. Он сохранил благодарность всем, кто помогал ему в его борьбе с недугами, последствиями полученных доз радиации. Вторая группа инвалидности об этом говорит сама за себя. Он буквально поименно по-доброму вспоминает врачей и медицинских сестер больниц и санаториев; не в обиде он и на государство, которое предоставило ему какие-то льготы. Он сохранил живой юмор и свои теплые отношения с живущими «чернобыльцами». К сожалению, их ряды сильно поредели. Но не стираются два понятия их служения долгу — это подвиг и память. Забыть реальность чернобыльского транзита от Адыгеи до Чернобыля невозможно. Надо помнить хотя бы для того, чтобы не повторилась эта трагедия. Словом, беречь надо нашу землю. Она у нас одна. И так остро звучат в этой связи слова первого космонавта, увидевшего землю из космоса: «Какая же она маленькая и беззащитная». Мы за нее в ответе.
А. Карташова.
Отправить ответ