Завтра, 5 мая, журналистская братия, несмотря ни на какие изменения в календаре, будет негласно отмечать свой бывший профессиональный праздник, который значился в календаре до 1991 года как День советской печати.
Изменилось время, вместе со временем менялась и журналистика. Но все еще «жив курилка». И на широких просторах Вселенной идут, едут, плывут, воюют, поднимаются в небо те, кто «ради нескольких строчек в газете» готов поступиться личным благополучием, здоровьем. И даже жизнью. Но, даже расставшись с ней, журналист сумеет написать репортаж с собственных похорон.
В профессию я пришла из «вольных каменщиков» (не путать с franc-macon) третьего разряда. Владела мастерком, пока в руки не взяла перо. Кирпич к кирпичу класть было легче и проще, чем складывать кирпичики слов. Но душа рвалась к открытиям мира вокруг, где жили и работали самые разные люди.
45 лет в профессии. Семь редакторов. Пять газет. И одно на все эти годы ощущение счастья и причастности к временам.
Орловщина. 1972 год. Покровский район, деревня Васютино, где воевал мой родной дядя и где он получил свою первую медаль «За отвагу». В это Васютино я и отправилась в свое первую пешую командировку, чтобы прикоснуться к творчеству Дмитрия Блынского, замечательного русского поэта.
Пойдём в мой край, в поля, в луга Орловщины,
Нигде я лучше края не встречал.
Я тут на «ты» с любым ручьём и рощею,
Тут для меня начало всех начал.
«Вешние воды» стихов оказались у меня под ногами, когда я преодолевала васютинский ландшафт. Соскользнув и свалившись в вешние воды широкого ручья, я поняла, что на орловщине март — не лучшее время для «купания». Сняв чулки и верхнюю одежду, я села на пригорок, чтобы обсохнуть. Удалось плохо, и в таком мокром виде я пришла в старенькую хату деревни, где жила старушка, потерявшая счет своим годам, но помнившая семью Димы Блынского. Узнав, что я ищу следы поэта, она заставила меня лезть на «потолок» (чердак), где хранились потрепанные листки со стихами поэта. После этой первой командировки я познала известность, которую обеспечили мне работники орловской областной библиотеки, куда я доставила бесценным грузом подлинники стихов поэта.
Кубань. 1979 год. Село Успенское. Каждое утро я, заведующая отделом сельского хозяйства районки, весело командовала: «Лександрыч! (водитель редакционного УАЗика) На зеленя-я!»
Какое ж наслаждение было выезжать в поля, прочесывать все фермы и полевые станы и вернуться в родные стены, где неизменно коллеги вопили: «Карташова, иди отсюда, не превращай редакцию в свинарный дух». Но мои агрозабубенные работы читатель любил. Как любила своего читателя и коллег я.
Это была уникальная редакция, в которой наши дети (они все были почти одногодки) спали на стульях, пока в типографии печатался очередной тираж. Этот свежий номер непременно первыми читали мы сами.
Прошли годы, и все мы из той газеты разъехались, но не потерялись. Юрка Прыгов, который возил нас на том УАЗике в горы, стал писателем. Многие годы прожил и проработал в СМИ Чукотки. Вовка Резник — поэт, сочинявший на нас эпиграммы. Я сохранила его лиричные строчки: «Внешне мы с тобой совсем не пара. Но об этом нет нужды в хмелю. Женщина сидит у самовара. Женщина, которую люблю». Он писал про свои родные кубанские края так: «Этим летом меня вдруг опять потянуло к Абину». И мы, читая это начало очерка, восклицали: «Бу-унин!». Людмила Ануфриева и Елена Быстрова сегодня — владельцы собственных рекламных изданий. Владимир и Галина Истомины… О них речь особая.
Дон и Кубань. 1994 год. Владимир Истомин — редактор регионального выпуска федеральной газеты «Российские вести по Дону и Кубани». Лихие, тяжелые, не мирные 90-е. На Кавказе разгораются политические, этнические и военные конфликты. И я еду в Чечню с наскоро сделанным журналистским удостоверением в Грозный, откуда слала репортажи Истомину. Он позвонил, когда я вернулась. Чуть заикаясь, он спросил: «Карташова, куда тебя опять носило? Кто тебя туда посылал?». А кто журналистов посылает? Кто послал тех, с кем я встретилась на грозовых дорогах Грозного, Бамута и Ведено? Кто посылал Сашу Евтушенко из «КП», у которого трижды горели машины, на которых он передвигался? Кто посылал донского атамана Петра Косова, который помог мне и солдатским матерям добраться до масхадовского бункера? Кто посылал французскую журналистку Селин, которая ехала в Россию, на Кавказ за правдой о войне? Я всем им благодарна за солидарность в профессии.
Какую правду мы искали в этих неспокойных местах? Но именно в эти 90-е у газетчиков открылся какой-то немыслимый кураж свободы. Мы находили такие СМИ, где писали о том, что пока нельзя было публиковать в официальных изданиях.
Адыгея. Девяностые. Вихрь свободы часто заносил газетчика то влево, то вправо. Так я оказалась в странном журнале, который издавался на территории Краснодарского края под названием «Мужской клуб». Дурацкое издание, где, как в винегрете, было много и сладкого, и соленого, и горького, и несъедобного. В нем была россыпь тем о сексе и экономике, о туризме и политике. Выполнив три задания, я ушла с этого поля вседозволенности. Но кураж был, потому три материала опубликовали с удовольствием. Я настырно убеждала своих респондентов безоговорочно давать мне интервью. До сих пор не могу понять, как согласилась афишировать себя в таком издании, как «Мужской клуб», и побеседовать супруга одного очень высокопоставленного лица. Но я честно показала ей только две страницы журнала с серьезными публикациями (такие в нем тоже были). Первую страницу с фото в стиле «ню» я просто выбросила.
Второй материал о туристическом сервисе Адыгеи я добыла в метельную ночь перед Новым годом, уговорив какого-то водилу подняться на легковушке в горы. В ту ночь кружил сам черт. Но мы добрались и увидели тихую горную ночь со звездами, которые «трогали» руками. А третий материал был точно по куражу. В Майкопе в одной из квартир накануне были взяты два террориста. Я приехала к той квартире, дверь которой была искорежена от взрыва. Я уговорила хозяев рассказать мне о том, как все это было. Но уйти из квартиры мне удалось не просто. Пришли какие-то дяди из соответствующих органов и изъяли у меня пленку из фотоаппарата, стерли диктофонную запись. Но материал я опубликовала и без фото. В «Мужском клубе» проходило всё.
Гиагинский район. 1987 год. «Красное знамя». Редактор — умнейший, интеллигентнейший и образованный человек. Николай Иванович Балахонов. Он создал интересный неординарный коллектив. Тогда работал фотокорреспондентом татарин Володя Изусов, он сегодня преподает в РГУ фотожурналистику. Леша Воскобойник, у которого один глаз из-за его отсутствия всегда был залеплен черным кружочком. Но он и одним видел вокруг то, что не видели многие из нас. И писал так же неординарно. Клара Горяинова. Наверное, будучи женой прокурора, только она могла издавать такие критические материалы, за которые иного не раз бы подвели под суд.
Именно в эти годы в редакции поднималась молодая поросль. Работала школа юнкоров, из которых юные «писаки» выходили в большую журналистику.
Лариса Курилова. Работает в Сочи и пишет на православную тематику. Юля Перегудова. Работала в Ростове в журнале охотхозяйства. Женя Тумашова окончила МГУ, пишет, снимает, востребована многими изданиями столицы и за рубежом. Оля Бондаренко — корреспондент «Российской газеты», спецкор по Сочи.
13 января — День Российской печати. Но 5 мая навсегда остается в сердцах тех, кто прошел путь от советских газет и был созерцателем и зеркалом нового времени. Новой России.
Завтра наш день. За нас, ребята! За пишущих, снимающих, за тех, кто снова и снова готов «трое суток шагать…» И — спасибо тебе, благодарный читатель.
P.S. Выписывайте наше «Красное знамя».
А. Карташова.
Отправить ответ